9 мая 45-го фронтовику Окуджаве
исполнился 21 год. За спиной сына врагов народа были бои в составе минометной
батареи, ранение, снова служба – теперь связистом. Впереди – учеба на филфаке Тбилисского университета,
годы незаметной работы в российской провинции: учителем в селе Шамордино
Калужской области (там находится женская обитель, где монахиней была сестра
Льва Толстого Мария Николаевна, а неподалеку, через речку Жиздру – Оптина
пустынь, куда в свое последнее странствие пришел Толстой), в калужской школе,
сотрудником областной газеты «Молодой
ленинец».
В 1956 году Окуджава вернулся в
Москву, уроженцем которой был. Работал в издательстве «Молодая гвардия», в
«Литературной газете». Писал стихи и прозу. Не думал, не гадал, вероятно, что
ждет его всенародная слава...
«ГОРИТ ВО МНЕ ОГОНЕК
ТОЙ ВЕРЫ...»
Теперь Булата Окуджаву по праву считают основоположником
жанра авторской песни. Поэтом, композитором, классиком, у которого учились,
которому подражали, хотя имитировать его манеру абсолютно невозможно. Порой
даже забывают упомянуть его историческую и автобиографическую прозу,
киносценарии... А в далекие 50-60-е
появление на эстраде человека с гитарой, напевавшего незатейливые
щемящие душу песенки, отнюдь не у всех вызывало восторг.
Помню, одна дама, жена крупного номенклатурного деятеля,
сказала, презрительно поморщившись:
«Этот неудачник...» Время – не столь уж и долгое – показало, кто прав.
«Неудачнику» Окуджаве установлен памятник на Арбате. А номенклатурный деятель
все коптит небо и, оказавшись не у кормушки, сокрушается о добрых старых
временах...
Своей
невероятной славе Булат Окуджава обязан, конечно, магнитофону. (Оставим за
скобками, как само собой разумеющееся, талант). Эти громоздкие, несовершенные
ящики разносили по свету песни, мгновенно обретавшие великое множество
поклонников, становившиеся, как нынче выражаются, хитами. Один из организаторов
несанкционированных поэтических чтений на площади Маяковского, знаменитый
диссидент и писатель Владимир Буковский вспоминал: «Помню, впервые в конце
пятидесятых годов услышал я голос, тихо певший под гитару о московских дворах,
о моем любимом Арбате, даже о войне – но так, как никто еще не пел. Не было в
этих песнях ни единой фальшивой ноты официального патриотизма, и мы вдруг с
удивлением оглянулись вокруг – вдруг почувствовали тоску по родине, которой
нет».
И в самом деле: в его песнях о войне начисто отсутствовал
пафос, патетика. Война для Булата Окуджавы, прежде всего – подлая («Ах, война, что ты сделала, подлая...»). Подлая и страшная
потому, что девочкам тоже пришлось
надеть шинели, раздарив платьица своим сестренкам, а мальчишки вроде
Леньки Королева навсегда остались на полях сражений («Потому что на войне хоть
и вправду стреляют, не для Леньки сырая земля...»), и в грохоте солдатских
сапог не слышно никакого ликования («Вы слышите, грохочут сапоги/ И птицы
ошалелые летят...»), и пехота неразумна в своем отчаянном героизме («Простите
пехоте...»). Исполнял свои песни-баллады Окуджава просто и без надрыва.
Доверительность и предельная искренность интонации в сочетании с самыми что ни на есть обычными
словами и превращали каждую из песен в маленький шедевр, что брал за сердце и
запоминался навсегда...
Не забудем, что в советской поэзии насчитывается немало
первоклассных стихов, посвященных Великой Отечественной: «Я убит подо
Ржевом...», «Мы под Колпиным скопом стоим,/Артиллерия бьет по своим...», есть
«Теркин», понравившийся суровому в оценках Бунину... Есть пронзительные строки,
верные образы. И тем не менее в море военной лирики свое особое место,
заметное, памятное, заняли песни Булата Окуджавы.
И как было не любить и не напевать его песни нам, московским
мальчишкам, чье детство и юность пролетели в переулках Старого Арбата и
Замоскворечья, в улочках, выбегающих на Садовое кольцо? Окуджава с
непередаваемой нежностью воспел ту Москву, которая исчезла, погрузилась в
прошлое, как Атлантида. Его родной Арбат, текущий как река, пешеходы которого
«люди не великие, каблуками стучат, по делам спешат», троллейбус, что вершит
свое круженье по ночной столице и готов подобрать всех «потерпевших крушенье».
А на фоне Пушкина (конечно, поэт имел в виду гениальный памятник Александру
Сергеевичу) снимается семейство, и вот «Фотограф щелкает, и птичка вылетает...»
А сколько веселой дерзости, молодой бравады было в строчках:
«А мы швейцару: «Отворите двери! У нас компания веселая, большая, приготовьте
нам отдельный кабинет...». И грусть о недолгом веке кавалергарда: «Крест
деревянный иль чугунный/ назначен нам в грядущей мгле.../ Не обещайте деве
юной/ любови вечной на земле!» - блестящая стилизация под романс ХIХ века. Кстати, истинным украшением
некоторых фильмов стали песни Окуджавы. Они не просто настраивали на нужную
эмоциональную тональность, а делались своего рода ключом к пониманию замысла
картины. Ну вспомним хотя бы: «Ваше благородие, госпожа Удача...» из «Белого
солнца пустыни» или «Горит и кружится планета...» из «Белорусского вокзала»...
А какие прекрасные гимны слагал он женщинам! «Не бродяги, не
пропойцы/ за столом семи морей/ Вы пропойте, вы пропойте/ Славу женщине моей».
Или так: «Эта женщина – увижу и немею...» Лучше не скажешь!
Неспешно, без особого старания завоевывал Окуджава
слушателей, покорял бесповоротно. И аудиторией его стал весь мир. Концерты
Окуджавы собирали полные залы в Болгарии, Австрии, Великобритании, Венгрии,
Австралии, Израиле, Испании, Италии, Канаде, Франции, ФРГ, Польше, США,
Финляндии, Швеции, Югославии и Японии. Не понаслышке знаю, как любил Булата
русский Париж. И надо же было так случиться, что жизнь Окуджавы оборвалась
именно там. Соотечественники скорбели, как мало о ком. А к гробу поэта в
столичном Театре имени Вахтангова устремилась, казалось, вся Москва. Арбат
такого еще не видел...
* * *
«Музыка укрепляет воздействие поэзии, - писал Окуджава.
- И круг интересующихся ею разрастается,
поэзия расходится шире. Поэзия под аккомпанемент стала противовесом
развлекательной эстрадной песне, бездуховному искусству, имитации чувств. Она писалась
думающими людьми для думающих людей. Кто из фанатичных поклонников нынешних
эстрадных кумиров вникает в смысл тех слов, что они поют? Произнесите
большинство широко известных куплетов без музыки - и откровенная пошлость
резанет ваш слух. Авторская
песня - это серьезные раздумья о жизни человека, может быть, трагические, может
быть, острые. Ведь авторская песня родилась как раз из этих трагических
раздумий, из острых сюжетов, из клокотания души...»
Москва, май 2012