Рязанская певунья
Недавно в Москве в Центральном Доме литератора состоялась
презентация книги «Избранное» поэтессы Нины Красновой. Скромное это, почти
семейное, мероприятие вел патриарх нашей поэзии Кирилл Ковальджи.
Изящно оформленный томик выпустило издательство «Книжный
сад», предисловие написал народный
артист России Валерий Золотухин.
«Почему современные критики не видят нашего «золота», которое
достойно внимания? – спрашивает Золотухин. – Потому что российское золото лежит
вне проездных путей, по которым привычно идут критики. И вот в Рязани намыли такой золотник, как
Нина Краснова. Ее ни с кем из современных поэтов сравнить невозможно, потому
что она такой мастер и так мастерски владеет разноритмикой, разнорифмикой,
разноязычием, что просто диву даешься!»
Валерий Сергеевич, сам очень недурно владеющий пером, верно
подметил своеобразие поэтического языка Красновой. Отметил он и кровную связь
поэзии Нины с частушечной народной стихией, но это уже стало почти общим
местом. Великий наш писатель Виктор Астафьев писал: «Никто из поэтесс не умет
сочинять такие частушки, как Нина Краснова. Веселые, вызывающе-смелые, боевые,
задорные, с крепкими словечками, со своим рязанским колоритом. С помощью
частушек Нина защищается от грубых ударов судьбы, от тягостей жизни, поднимает
настроение себе и людям…»
* * *
Нина Краснова предпочитает работать
уединенно и вдумчиво, оберегая свои убеждения и пристрастия.
Выросшая в глубинной России (Нина –
уроженка Рязани), она сохранила очаровательную наивность и непосредственность
провинциала, укоренившегося в Москве и так и не принявшего до конца
сумасшествия города-спрута. Меня умилил рассказанный Ниной эпизод, когда она
принесла в редакцию «Московского комсомольца» свое стихотворение, которое
заканчивалось строками:
Ах, Москва! Она неповторима –
Понимаю это все ясней
И как сахар быстрорастворимый,
Растворяюсь, растворяюсь в ней.
Сидевший в редакции чернобородый
мужик стихи одобрил, особенно выделив удачный образ – «сахар быстрорастворимый».
Нина спросила: «А вас как зовут?» Тот ответил: «Николай Глазков». Нина, конечно
же, в ту пору не знала замечательного поэта «эпохи вырожденья» (слова Глазкова)
и никакого пиетета к своему собеседнику не испытывала. И похвалу его оценила,
разумеется, гораздо позже.
По мере того, как рязанская
девушка, ставшая студенткой Литературного института, осваивала Москву,
обрастала знакомствами в мире литературы, ее представления и взгляды
становились шире, панорамнее.
Вот, выхваченное наугад, стихотворение «Расстаемся» 1973 года.
Расстаемся, и грусть
не из книжек прочитанных взятую,
Не скрываем уже
От себя и от глаз посторонних.
Я – на верхней ступеньке
Вагона десятого.
Ты – внизу, на перроне.
Ночь перрон и людей
Загребает в лиловые лапы.
Силуэты друг друга
Поспешно на память берем.
Я – под плоским плафоном
Тамбурной лампы.
Ты – в трапеции света,
Под фонарем…
Здесь все выверено, отточено:
напряженный, нервный ритм, смелые рифмы. Обыденная ситуация проводов на вокзале
вырастает в драматическую композицию. Мог бы еще цитировать, приводить примеры.
Но лучше – откройте томик стихов Красновой, приобщитесь к миру ее поэзии…
Мне нравятся не только ее стихи, но
и проза – фрагментарная, похожая на
дневниковые записи, где размышления о стихах и их авторах чередуются с
лирическими отступлениями, воспоминаниями о детстве и юности. Среди
встретившихся в Москве личностей оказались такие непохожие Виктор Боков и
Владимир Солоухин, Александр Еременко и Евгений Бачурин, Николай Старшинов и
Кирилл Ковальджи. Своих собеседников и коллег Нина описывает зорко и
доброжелательно, что придает ее прозе особый светлый колорит.
Очень хороши – своей аналитической
глубиной, как-то органически уживающейся с эмоциональными оценками – эссе
Красновой о Тютчеве, Пастернаке, других поэтах.
«Аллею Пастернака» Нина начинает с
текстуального исследования хрестоматийного «Гамлета». Она приводит
первоначальный пастернаковский вариант: «Вот я весь. Я вышел на подмостки»,
который впоследствии поэт заменил на «Гул затих…» И Краснова заключает: «Строка
сразу стала легче, удобопроизносимее, объемней. И наполнилась гулом зала и
гулом века и наполнила этим гулом три другие строки…»
Но «Аллея Пастернака» - не сухое
литературоведческое сочинение, а свободное парение, и Краснова все время
обращается к блистательному любимовскому спектаклю «Живаго», где доктора-поэта
играет Валерий Золотухин, вспоминает, как молодой выпускницей Литинститута
оказалась впервые в Переделкине, где ей писалось как-то особенно хорошо – от
близости пастернаковской аллеи, наверное…
«Мало кто из русских поэтов доживал
до такого преклонного возраста, как Тютчев, - пишет Краснова в своем эссе о
жизни и творчестве Федора Ивановича. – Тютчев – позднеспелое яблоко, осенний
цветок». И Нина убедительно демонстрирует творческую мощь, явленную поэтом на
закате жизни. Она касается и такой деликатной темы, как любимые женщины
Тютчева. Но тут ее рассуждения становятся достаточно спорными и даже забавными.
«Сколько женщин может иметь поэт? Наверное, столько, сколько он способен
воспеть? Или столько, сколько ему нужно, чтобы создать типизированный образ
героини своих стихов. Редко кто из поэтов может ограничиться одной женщиной. Ни
одна женщина не может полностью заменить другую и сосредоточить в себе всех
женщин. Каждая дает поэту что-то свое…»
Не знаю, может быть, и так, Нине
виднее. Про любовь она знает, наверное,
не менее чем умудренный Федор Тютчев. Любовь в ее стихах предстает не
только высоким и духовным порывом, но и мощной земной страстью, «ночей наших
пламенным чадом»:
Не образумит нас холодный душ,
Жеманство нам не подобает.
Одежда с наших тел и душ
Сама собой спадает.
Мы рушим будничный режим,
И, праздник плоти справив,
В обнимку потные лежим,
Себя друг с другом сплавив.
Оценив по достоинству чувственную
откровенность Красновой, писатель Сергей Мнацаканян назвал ее эротическим
символом российской поэзии…
*
* *
Рязанские края – родина Сергея
Есенина. И его первым из поэтов узнала и полюбила Нина Краснова. Но певец
страны березового ситца не особенно повлиял на творчество своей землячки, она
избрала собственный путь. Не зря такой питерский Евгений Рейн заметил: «Она очень своеобразный
поэт, со своей тематикой, со своим голосом. Мне как раз нравится естественность
ее письма».
Естественность – да. Но есть еще и
стойкость, и мужество, с которыми русская поэтесса Нина Краснова продолжает
писать замечательные стихи и прозу, идя наперекор нашему совсем непоэтическому
времени. Валерий Золотухин в упомянутом предисловии заметил: «Я просто горжусь
тем, что я с Ниной Красновой знаком, что я имею честь быть в ее свите». Присоединяюсь к этим словам…
Москва, январь 2012